пятница, 24 января 2020 г.

О «еврейском засилье». Гл. 4. Евреи в ВЧК






О «еврейском засилье»
в большевистской революции
и большевистской власти

этно-статистический обзор



Глава 4.

Евреи в ВЧК

Переходим к «пятому пункту» палачей в «органах безопасности», которые в СССР было принято называть просто «органами» — видимо, из-за явной неуместности тут второго слова. Тема эта разделена на три части — на три главы: 4-я глава посвящена анализу национального состава руководящих чекистов ВЧК, 5-я глава — национальному составу руководителей ГПУ и ОГПУ, 6-я глава — «еврейскому засилью» в руководстве НКВД. Такое разделение объясняется не только большим объёмом материала, но и существенными различиями в функционировании довоенных карательных учреждений в «эпоху ВЧК», в «эпоху (О)ГПУ» и в «эпоху НКВД».
Хотя многие руководители центральных и территориальных органов ЧК продолжили свою карьеру в ГПУ-ОГПУ, а потом и в НКВД, разные эпохи различались по условиям и стилю работы стражей революции «с холодными головами, горячими сердцами и чистыми руками». То, что вытворяли стражи первых лет (набиравшиеся, как отмечает историк Алексей Тепляков, «в основном из всякого сброда, с очень густой примесью и авантюристов, и криминальных элементов»[1]), несравнимо даже со зверствами костоломов в годы «Великого перелома» и Большого террора. Поскольку чекисты первой генерации действовали в ситуации почти полного произвола, очень часто замешенного на банальной уголовщине (убийства в состоянии опьянения, садистские избиения и пытки, изнасилования арестованных, мародёрство и т.п.). Эту вариацию чекизма, характерную для первых лет Совдепии, некоторые историки обозначают термином «красный бандитизм»[2],[3].
И этот термин не ими придуман — в начале 20-х годов он получил широкое хождение в Сибири и проник даже в партийные документы. Начало ему положила политика продразвёрстки, и к 1920 г. «красный бандитизм», главной жертвой которого было крестьянство, превратился в массовое явление. Но максимального размаха это явление достигло летом-осенью 1921 г., после того как Х съезд РКП(б) объявил отказ от продразвёрстки и переход к свободной торговле и товарообмену, что многие чекисты «восприняли как банкротство коммунистических идеалов и предательство их интересов»[4]. В «красном бандитизме» задействованы были не только чекисты, но и милиционеры, и просто коммунистические активисты. Как пишет исследователь этого криминально-политического феномена историк Владимир Шишкин, «в разных уголках Сибири бесчинствовали все, кто был наделён властью или имел силу: красноармейцы и чоновцы, сотрудники ВЧК и милиции, местные коммунисты и советские партработники. Они мародёрствовали, грабили, избивали, пытали, насиловали, убивали»[5]. Но ударной силой «красного бандитизма» являлись именно «органы».
В октябре 1921 г. Пленум ЦК РКП(б) был вынужден рассмотреть подготовленный Сиббюро доклад о красном бандитизме. Однако «решительных мер к коммунистам-убийцам, в том числе чекистам, предпринимать не разрешалось… Боявшиеся гласности власти старались покрывать даже самые очевидные проступки "своих". Так, Павлуновский (полпред ВЧК по Сибири — А.П.) на заседании Сиббюро ЦК 6 июня 1921 г. вступился за бывшего чекиста Л.Г. Леонидова и партийца Смирнова, отданных (ранее) под трибунал за избиения крестьян, изнасилования и пьянство во время кампании по выполнению продразвёрстки в Новониколаевском уезде, заявив: "Публично судить этих работников нельзя, так как тогда придётся неизбежно осудить вместе с ними и всю продполитику"»[6].
Хотя термин «красный бандитизм» к западу от Урала не был в ходу, считать это явление лишь сибирской разновидностью красного террора было бы неверно. Более или менее широко известны «подвиги» Михаила Кедрова в Архангельской губернии[7], Якова Воробьёва (Каца) в Нижегородской губернии[8], Мартына Лациса в Киеве[9], Станислава Реденса в Одессе[10], Геворка Атарбекова в Пятигорске[11], Василия Манцева и Ефима Евдокимова в Крыму[12]. Но это лишь капли в море крови, разлитой по всей стране «Чрезвычайной комиссией», о которой даже вожди партии (в частности, Бухарин) уже в декабре 1918 г. отзывались как об «организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата»[13].
Правда, среди чекистов первого призыва были и те, кто сразу же не вписался в заданные Лениным и Дзержинским каноны чекистского поведения. Среди них наиболее заметная фигура — первый председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий. Как пишет историк Александр Рабинович, «оказавшись во главе ПЧК, Урицкий с самого начала отказался санкционировать расстрелы… его внимание было сосредоточено не столько на установлении порядка посредством террора, сколько на конкретных мерах, направленных на прекращение экономических преступлений, злоупотреблений со стороны властей, насилия на улицах»[14]. Протестуя против практиковавшихся ВЧК методов допроса арестованных, Урицкий издал «инструкцию, нацеленную на жёсткий контроль за следствием и на задержание коррумпированных чекистов»[15].
Всё это, понятно, вызвало резкие возражения Дзержинского, его отношения с Урицким стали крайне напряжёнными. И на I Всероссийской конференции ЧК в июне 1918 большевистская фракция обратилась к ЦК партии с призывом отозвать Урицкого с поста руководителя ПЧК и «заменить его более стойким и решительным товарищем, способным твёрдо и неуклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими Советскую власть и революцию»[16]. С убийством Урицкого проблема его замены решилась сама собой.
Наверно, были в ВЧК и другие идеалисты, считавшие её задачей борьбу с преступностью, а не террор в отношении оппозиционеров, и пытавшиеся бороться с коррупцией и садизмом в среде чекистов, но такие белые вороны в «чрезвычайках» не задерживались. Как пишет А. Тепляков, «стремительно созданная в ЧК традиция пристрастного следствия, основанного на шантаже, провокации, насильственных вербовках, обмане, угрозах расстрелом и пытках, требовала лиц, согласных на всё… Остаться чистым было невозможно: лиц, стремившихся уклониться от крови и грязи, система отторгала»[17]. Бывало, что чересчур увлёкшиеся садисты и мародёры наказывались, но чаще они по указанию чекистского и партийного начальства великодушно прощались, освобождались из-под ареста и направлялись на работу в другие регионы, а то и на повышение.
После введения нэпа в 1921 году и замены ВЧК на ГПУ-ОГПУ «красный бандитизм» начал заменяться более упорядоченным террором. Главным результатом реформы «органов», связанной с переходом к нэпу, стало «резкое сокращение кадров, продолжавшееся примерно три года, резкое сокращение числа расстрелов и ограничения на применение внесудебных приговоров. Важное значение имело и установление прокурорского надзора над ВЧК-ОГПУ»[18]. Всё это не могло понравиться чекистам: «потеря возможности быстрой тайной расправы над любым недовольным или подозрительным вместе с легализацией капиталистических элементов, а также массовая кадровая чистка вызывали ощущение утраты революционной перспективы»[19].
Но начавшийся с 1922 г. «постепенный отход от террористических методов работы ВЧК-ГПУ был очень противоречивым и непоследовательным процессом»[20]. В том же 1922 году Ленин объяснял Каменеву: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы ещё вернёмся к террору и к террору экономическому»[21]. И осенью 1929 возвращение состоялось — вновь «начался массовый террор, окончательно покончивший с нэповской эпохой»[22]. Поставленная перед чекистами задача коллективизации и ликвидации «кулачества» возродила «красный бандитизм» во многих его характерных чертах. Как сообщалось в одной из докладных записок ОГПУ, бригады по коллективизации «расхищали имущество крестьян, избивали их, раздевали и голыми выгоняли на улицу, у матерей отнимали маленьких детей, насиловали женщин, применяли пытки»[23].
Правда, восстания крестьян, вспыхнувшие в ответ на коллективизаторские бесчинства, как считает ссылающийся на эту записку историк Олег Хлевнюк, не на шутку обеспокоили вождя, вызвав к жизни не только его лицемерную статью «Головокружение от успехов», но и разосланное на места постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». «Государственный террор, — пишет в другой своей книге О. Хлевнюк, — на некоторое время был… помещён в предсказуемые рамки… Чекистам запретили проводить массовые аресты и депортации»[24]. В результате ликвидации ОГПУ и создания НКВД СССР, внутри которого политическая полиция стала как бы лишь одним из многих управлений, «формально расширялись права регулярной судебной системы и соответственно сокращались полномочия различных внесудебных органов — орудия массового террора»[25]. Это не значит, что чекистские «искривления» с тех пор совсем прекратились, но их масштабы снизились — на несколько лет, до 1937 года.
А с 1937 года вновь пошли массовые аресты, и широкое применение «методов физического воздействия» в отношении арестованных уже прямо предписывалось руководством НКВД, причём, как уведомил сам Сталин — с санкции ЦК ВКП(б)[26]. Большой террор в очередной раз возродил краснобандитскую стихию бессудных расправ, но уже на новом уровне, став апофеозом слияния верховного зверства с низовым. Подобно тому, как завоеватели древности давали своим воинам два дня на разграбление захваченного города, так Сталин дал своим башибузукам два года на зачистку и истребление жителей захваченной страны. Каковая зачистка по мере её развития и успешного завершения плавно переросла в зачистку самих чистильщиков. Не за «искривления», конечно, а в видах сохранения над разгулявшимися «органами» верховного сталинского контроля. Каковой контроль, впрочем, кроме реального значения имел и символическое — демонстративное наказание бдительным и справедливым вождём отдельных вредителей-искривителей.
То есть разные периоды жизни советских карательных органов отличались разными моделями их дозволенного начальством палаческого поведения. И уже хотя бы по этой причине для каждого из названных периодов стоит иметь отдельную статистику — не только по жертвам, но и по палачам.

Начнём с ВЧК. И для начала приведём адресованную первым послереволюционным годам цитату из труда «Русофобия» знаменитого юдоведа и русолюба, специалиста по «малому народу» математика Игоря Шафаревича: «Бросается в глаза особенно большая концентрация еврейских имён в самые болезненные моменты среди руководителей и исполнителей акций, которые особенно резко перекраивали жизнь, способствовали разрыву исторических традиций, разрушению исторических корней. Например, из большинства мемуаров времён гражданской войны возникает странная картина: когда упоминаются деятели ЧК, поразительно часто всплывают еврейские фамилии — идёт ли речь о Киеве, Харькове, Петрограде, Вятке или Туркестане»[27].
И.Р. Шафаревич не уточнил, посредством чьих мемуаров ему «бросилась в глаза» столь поразившая его концентрация имён евреев-чекистов. Вероятно, посредством мемуаров Андрея Дикого, Василия Шульгина и им подобных авторов, известных своей склонностью выдумывать фамилии никогда не существовавших евреев-большевиков и объявлять евреями многих чекистов из числа славян, немцев и латышей. Об этом со ссылкой на историков Геннадия Костырченко и Вадима Абрамова уже было сказано во введении, и повторять это нет нужды. К тому же не чекисты были вдохновителями и организаторами «разрыва исторических традиций» — они были всего лишь исполнителями и реализаторами нетрадиционных ленинских фантазий. Что, разумеется, не освобождает их от ответственности за исполнение преступных директив, а историков — от ответственности за выявление точного состава исполнителей.
Тем, кого так возбуждает еврейское засилье в ВЧК, будет полезно узнать, что в первом составе этого «органа» евреев не было — совсем. 20 декабря 1917 г. Совнарком утвердил состав членов Всероссийской Чрезвычайной комиссии в следующем виде: Иван Ксенофонтов (Крайков), Николай Жиделев, Василий Аверин, Карл Петерсон, Яков Петерс, Дмитрий Евсеев, Валентин Трифонов, Феликс Дзержинский, Григорий Орджоникидзе и Владимир Васильевский. Правда, Орджоникидзе и Васильевский от вхождения в ВЧК отказались, и на следующий день туда ввели Вячеслава Менжинского, Константина Яковлева (Мячина) и Александра Смирнова[28]. Таким образом, в первом работающем составе ВЧК было 11 человек, и среди них — 7 русских, 2 латыша, 2 поляка и 0 евреев.
Этот состав постоянно менялся, и в январе 1918, сообщает историк ВЧК Олег Капчинский, список членов ВЧК выглядел уже следующим образом: Дзержинский, Ксенофонтов, Петерс, Яковлев, Евсеев, Полукаров, Другов, Ильин, Фомин, Чернов, Щукин, Менжинский[29]. И опять — ни одного еврея: 9 русских, 2 поляка и 1 латыш. Позже, по мере превращения ВЧК из «комиссии» в спецслужбу, евреи в её составе стали появляться, но не так чтоб уж очень массово. По данным ещё одного исследователя темы «евреи в советских спецслужбах», Вадима Абрамова, из 29 человек, побывавших членами ВЧК в первые полгода её существования, с декабря 1917 и до мятежа левых эсеров в июле 1918, 20 были русскими, 3 — поляками, 2 — латышами, 1 — французом и только 3 — евреями[30], один из которых, Григорий Закс, стал и первым евреем в руководстве ВЧК: он недолго был и.о. зампредседателя ВЧК.
После подавления июльского мятежа и вычищения из ВЧК левых эсеров «комиссия» в августе 1918 состояла из 11 чекистов: 1 поляк, 1 украинец, 2 латыша и 7 русских. Этот состав некоторые историки называют Коллегией ВЧК[31], но на самом деле, как уточняют Александр Кокурин и Никита Петров, первый официальный состав Коллегии ВЧК появился лишь в 1919 г.[32]. С ними согласен и Олег Капчинский, считающий, что первый состав Коллегии ВЧК был утверждён в январе 1919, и то не Совнаркомом, а на заседании самих членов ВЧК. А Совнарком утвердил первый состав Коллегии ВЧК только 27 марта 1919[33], и до этого момента Коллегии ВЧК официально не существовало.
Но коллективное руководство ВЧК существовало и до марта 1919 — в лице Президиума ВЧК, созданного сразу после учреждения ВЧК и состоявшего из председателя ВЧК, его заместителей и других членов Президиума[34]. Этот руководящий орган сохранялся и после появления Коллегии. Таким образом, первым советским «органом» руководили два органа — Президиум (с декабря 1917) и Коллегия (с марта 1919). Их составы постоянно обновлялись, и их членами побывали немало товарищей (даже председателей ВЧК было два — кроме Дзержинского ещё и Петерс, занимавший этот пост в июле-августе 1918, во время мятежа левых эсеров). Вот и посмотрим, что представляло собой это сдвоенное руководство — много ли в нём было евреев.
Если изучить приложенный к сборнику «Архив ВЧК» именной комментарий, содержащий краткие биографии руководителей ВЧК, а также справочник Кокурина и Петрова и монографию Капчинского, собрать перечисленных в этих изданиях членов Президиума ВЧК и членов Коллегии ВЧК, не входивших в Президиум ВЧК, и добавить заместителей председателя ВЧК, не входивших ни в Президиум, ни в Коллегию (были и такие), то получится список высших руководителей ВЧК числом в 37 человек. Ещё один чекист, Василий Панюшкин, весной 1918 года бывший заместителем председателя ВЧК, указан в справочно-биографическом приложении к книге К. Скоркина «Обречены проиграть»[35]. Добавив его, получаем список из 38 главных чекистов первой генерации «органов безопасности», состоявших в руководстве ВЧК за все 4 с лишним года её существования.
Все 38 товарищей — личности довольно известные, с их идентификацией проблем не возникло (источники, позволяющие установить их национальность, приведены в базовой таблице приложения 4.1). И в итоге имеем такую картину нацсостава этой когорты главных чекистов:
Табл. 4.1. Этнический состав высшего руководства ВЧК
(декабрь 1917 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
Чел.
%
Русские
20
53%
Евреи
6
16%
Латыши
5
13%
Поляки
3
8%
Прочие
4
11%
Всего
38
100%
Как видим, из 38 руководителей ВЧК больше половины (20 человек, 53%) — великороссы. Ещё не забудем попавших в таблице 4.1 в «прочие» одного малоросса и одного белоруса, вместе с которыми «русских» в старом значении этого слова было 22 человека (58%). А вот евреев среди этих товарищей было 6 человек: Абрам Беленький, Григорий Закс, Станислав Мессинг, Соломон Могилевский, Григорий Мороз и Генрих Ягода. Это — 16%. Для учинения еврейского засилья опять маловато, особенно с учётом того, что главная командная позиция — председателя ВЧК — евреям не досталась, а из 9 замов евреем был только Григорий Закс, да и то лишь на пару месяцев.

Так обстояло дело с «еврейским засильем в ЧК» на самом верху. А дальше, конечно, надо смотреть, как оно обстояло в провинции. Территориальная система ВЧК строилась на нескольких иерархически соподчинённых уровнях, которые можно обозначить как межрегиональный, региональный и субрегиональный — если понимать под «регионами» губернии, области и автономные республики (Константин Скоркин, описывая территориальную систему ЧК, называет «региональными» ЧК самого верхнего уровня, распространявшие полномочия на края и республики, включавшие несколько губерний и областей[36], но такая терминология не согласуется с устоявшейся в современной России традицией именовать регионами именно губернии и области). Имеющиеся данные позволяют учесть весь состав руководителей ЧК межрегионального уровня и почти полный состав руководителей регионального уровня. А вот руководителей ЧК субрегионального уровня (городского и уездного) было слишком много, информация по ним слишком фрагментарна, и мы от их рассмотрения воздержимся. Чтобы составить представление о «национальном облике» всего контингента чекистских провинциальных начальников, достаточно и двух верхних уровней.
Начнём с межрегионального, представленного двумя типами карательных учреждений. Это, во-первых, республиканские и краевые ЧК, осуществлявшие карательные функции в границах обширных территорий (сложносоставных ССР, АССР, краёв и некоторых областей), каждая из которых охватывала несколько регионов (губерний, областей, автономных областей), в силу чего такие ЧК имели в своём подчинении несколько региональных ЧК (губчека или облчека). Первой из межрегиональных контор этого типа стала ЧК при СНК Союза коммун Северной области, существовавшего с апреля 1918 до февраля 1919 г. и включавшего в себя несколько северных губерний[37], в каждой из которых, кроме Петроградской, имелась своя губернская ЧК. Хотя Петроград был центром этого Союза (сокращённо — Северной области), Петроградской губернской ЧК тогда не было — её функции выполняла ЧК Северной области. Весной же 1918 г. была учреждена и Сибирская ЧК при Центросибири, базировавшаяся в Иркутске, потом в Чите и руководившая в доколчаковский период губернскими и областными ЧК, действовавшими к востоку от Урала. Позже, в сентябре 1919 г., была образована новая Сибирская ЧК — при Сибревкоме, с центром в Челябинске, потом в Омске.
Помимо них в разное время были образованы ещё 6 межрегиональных ЧК в республиках с губернско-областным делением: Северо-Кавказская ЧК (просуществовавшая, как и сама СКСР[38], менее полугода), Всеукраинская ЧК, Туркестанская ЧК, Киргизская ЧК, Азербайджанская ЧК и Грузинская ЧК. Была ещё Закавказская ЧК, но её учредили после 6 февраля 1922 г., когда ВЧК уже уступила место ГПУ, в силу чего Закавказская ЧК фактически оказалась подразделением ГПУ, затем ОГПУ, несмотря на то, что она, как и все другие чекистские конторы в Закавказье, по каким-то не очень понятным соображениям до сентября 1926 г. упорно продолжала именоваться «ЧК». Мы эти соображения принимать в расчёт не обязаны, и всех глав чекистских контор, заступивших на свой пост после 6 февраля 1922, будем рассматривать в ряду руководителей учреждений ГПУ-ОГПУ.
Кроме того, свою систему карательных органов имела марионеточная Дальневосточная республика (ДВР). Эта система именовалась Государственной политической охраной (ГПО) и полностью, хоть и нелегально, подчинялась Лубянке. В отличие от Народно-революционной армии ДВР, которую мы не рассматривали в ряду регулярных армий РККА (поскольку она была выстроена не как армия, а как сухопутные вооружённые силы ДВР, включавшие несколько фронтов), Главное управление ГПО ДВР (поначалу называвшееся Главным департаментом ГПО), руководившее несколькими областными отделами ГПО, ничто не мешает рассматривать в ряду прочих чекистских контор межрегионального уровня. И, соответственно, ничто не мешает включить директоров ГПО (так звали руководителей этой конторы) в когорту глав межрегиональных чекистских учреждений.
А вот Армянская и Белорусская ССР в эпоху ВЧК областного деления не имели: первая — де-юре, вторая — де-факто: вся территория БССР реально ограничивалась Минской губернией, так как номинально входившая в БССР Гродненская губерния контролировалась Германией, потом Польшей, а Витебская и Гомельская входили в РСФСР (насчёт Витебской губернии, правда, есть разные мнения: одни авторы считают, что она уже с начала 1919 г. де-юре входила в состав БССР[39], а другие — что она до 1924 г. пребывала в составе РСФСР[40]; сама Лубянка, судя по приказу ВЧК от 6 июля 1921 г., где перечислялись все губчека, Витебскую ЧК числила отдельно от Белорусской, т.е. придерживалась второй версии[41]). Так что Армянскую и Белорусскую ЧК лучше отнести к «губернскому» уровню, как то и сделало руководство ВЧК в вышеупомянутом приказе.
Не была межрегиональной и ЧК Литовско-Белорусской ССР, существовавшей в феврале-июле 1919 г.[42]. Хотя номинально ЛБССР включала в себя, кроме Минской, также Виленскую и Ковенскую губернии, но даже Виленская губерния (не говоря уж о Ковенской) очень скоро вышла из-под контроля красных, в силу чего Виленская ЧК просуществовала крайне недолго и сфера деятельности ЧК ЛБССР ограничивалась, по существу, одной Минской губернией.
Надо отметить, что приказом Лубянки от 6 июля 1921 к разряду «губернских» отнесены также Азербайджанская, Грузинская и Туркестанская ЧК. Но тут уже никакой логики не просматривается, и мы позволим себе с достопочтенной конторой в данном пункте не согласиться: каждая из этих трёх ЧК имела в своём подчинении не менее двух областных или губернских ЧК, ввиду чего все эти три республиканские ЧК уместнее отнести всё же не к региональному, а к межрегиональному уровню.
Но 10 межрегиональных ЧК — это лишь одна составляющая верхнего уровня территориальной сети ВЧК. Другой составляющей были полномочные представительства ВЧК, которые тоже курировали работу губернских ЧК на территориях, как правило, охватывавших несколько губерний или областей, но при этом напрямую подчинялись центру, тогда как руководители межрегиональных ЧК назначались местными партийными и правительственными органами. Всего существовали (параллельно или последовательно) 13 полпредств ВЧК (не считая полпредств в военных округах: это отдельная тема, которой мы не касаемся). Перечень всех полпредств приведён в приложении к табл. 4.2. Возглавлялись они назначаемыми из центра полномочными представителями ВЧК — полпредами (как правило, в каждом ПП их было несколько, последовательно сменявших друг друга).
Поскольку зоны полпредств ВЧК часто совпадали с территориями, подведомственными краевым или республиканским ЧК, между центральными и местными властями поначалу возникали трения по кадровым вопросам. Но они гасились тем, что посты полпредов ВЧК и председателей межрегиональных (краевых и республиканских) ЧК на совпадающих территориях занимали, по взаимному согласию, обычно одни и те же лица. Что лишний раз подтверждает тот факт, что оба типа межрегиональных контор относились к одному и тому же — верхнему — уровню территориальной чекистской иерархии, поэтому глав тех и других логично свести в одну когорту.
Фамилии (а также имена и отчества) всех руководителей межрегиональных чекистских контор можно найти в справочнике Константина Скоркина от 2010 г. «На страже завоеваний революции»[43] (не путать с монографией под тем же названием, но вышедшей годом позже с подзаголовком «История НКВД-ВЧК-ГПУ РСФСР»). К сожалению, бумажная версия этого справочника, изданного мизерным тиражом, практически недоступна, в нашем распоряжении имеется лишь его электронная версия, любезно предоставленная автором. Но её нет в интернете, из-за чего на неё нельзя дать веб-ссылку. Однако значительная часть содержания справочника перекочевала в энциклопедию «ВЧК» А.М. и А.А. Плехановых[44], а на неё уже можно дать ссылку с указанием страницы, в том числе электронную[45]. Но поскольку «добытчик» этой информации — К.В. Скоркин, то после ссылки на энциклопедию «ВЧК» мы даём и ссылку на справочник Скоркина, пусть и без указания страниц.
Пару ссылок на этот справочник мы уже давали выше — в базовой таблице 1.4, для уточнения позиций некоторых революционеров. Но с переходом к «чекистской» части обзора придётся к этому уникальному справочнику прибегать особенно часто. Поэтому впредь мы будем давать ссылки на него в сокращённом виде, только с указанием года. Забегая вперёд, заметим, что таким же образом ссылками на справочник Скоркина будут сопровождаться ссылки на энциклопедию Плехановых и в других базовых таблицах в настоящей главе. Впрочем, это касается лишь тех лиц, сведения о которых отсутствуют в иных источниках. По большинству фигурантов ссылки даны всё-таки на другие источники, лишь иногда дополненные ссылкой на справочник Скоркина — в случаях, когда в альтернативном источнике приведены неполные антропонимы фигуранта либо не вполне точные (или неполные) данные о позициях, которые он занимал в территориальной системе ВЧК.
После соединения списка председателей межрегиональных краевых (республиканских) ЧК со списком всех полпредов ВЧК и после устранения повторяющихся персон получается когорта из 73 человек. Не все они одинаково хорошо известны, и это в особенности касается председателей Туркестанской ЧК. Менялись они часто, и было их 16 человек. По 6 из них не удалось найти сведений, позволяющих точно определить их национальность, хотя их антропонимы известны. У четверых они вполне русские (Аким Михайлович Валуев, Сергей Семёнович Дорожкин, Фома Леонтьевич Железов и Андрей Филиппович Попов), и записаны они, соответственно, «условно русскими». У пятого — Доната Перфильевича (Игната Порфировича) Фоменко — антропонимы скорее украинские, и он записан «условно украинцем». У шестого — Диодора Фёдоровича Клингофа (эсера, сосланного из студентов Юрьевского университета в Якутск и оттуда уже в качестве представителя революционной власти посланного в Иркутск, затем в Туркестан[46],[47]) — фамилия немецкая, но имя Диодор в новое время встречалось лишь у православных, а необрусевшие остзейские немцы оставались, как правило, лютеранами. Поэтому он сочтён обрусевшим и записан «условно русским». Тем более что есть информация о Галине Диодоровне Клингоф, родившейся в 1916 г. в Якутске[48], русской[49]. Разумеется, дочь могла и поменять «отцовскую» национальность, но этот дополнительный штрих подкрепляет версию о русской идентичности Диодора Клингофа.
Пришлось записать в «условные русские» и полпреда ВЧК по Уралу Андрея Георгиевича Тунгускова. Вроде бы и нет сомнений в русскости этого матроса[50], в годы Гражданской войны нашедшего себя в ЧК, а в 1930 г. расстрелянного «за измену делу пролетарской революции»[51]. Но поскольку в доступных источниках нет сведений о его происхождении и о его самоидентификации — ничего не поделаешь. Ещё трое условно идентифицированных — это директора Госполитохраны ДВР Герман Иванович Быков, Владимир Васильевич Попов и Николай Фёдорович Черных. Антропонимы у них русские, но сведений об их национальности найти не удалось, поэтому все три этих руководителя дальневосточной версии краевого ЧК отнесены к числу «условно русских».
Национальность остальных восьми директоров ГПО ДВР установлена точно. Правда, среди них непросто оказалось идентифицировать Ефима Фирсовича Савельева. Его полные антропонимы взяты из справочника Скоркина, но кем он был по национальности, там не указано. Однако в исторической повести иркутского писателя Ильи Разуваева, посвящённой событиям 1918 года в Забайкалье, сказано, что Ефим Фирсович Савельев (в то время глава южнозабайкальских большевиков) был жителем русского села Бичура[52]. А в БД жертв политических репрессий «Открытый список» есть сведения об уроженце села Бичура Поликарпе Фирсовиче Савельеве, 1894 г.р., русском по национальности[53]. Совпадение фамилии и редкого отчества с местом рождения (небольшим старообрядческим селом[54]) позволяет заключить, что речь идёт о родных братьях, из чего с высокой вероятностью следует, что и Ефим Фирсович Савельев был русским.
Табл. 4.2. Этнический состав руководителей межрегиональных
органов ВЧК и ГПО ДВР
(апрель 1918 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
С учётом условно идентифицированных
Среди точно идентифицированных
Чел.
%
Чел.
%
Русские
42
58%
33
52%
Евреи
8
11%
8
13%
Латыши
4
5%
4
6%
Поляки
4
5%
4
6%
Украинцы
4
5%
3
5%
Прочие
11
15%
11
17%
Всего
73
100%
63
100%
Теперь смотрим нацсостав этой когорты чекистов (табл. 4.2, левая часть). Среди 73 её членов — 8 евреев, т.е. 11%. А кем были остальные 65 чекистов? А остальные были преимущественно русскими — 42 человека (58% от общего числа членов когорты). А если отсечь 10 «условно идентифицированных» (табл. 4.2, правая часть), то останется 63 человека, среди которых те же 8 евреев составят уже 13%. Как видим, верхний слой территориальных чекистских руководителей был «засорён еврейским элементом» даже в меньшей мере, чем чекистское руководство в центре.
И надо сказать, что доля евреев среди начальников межрегиональных чекистских контор была бы ещё ниже, если бы в когорту были включены пятеро председателей Всебухарской ЧК и двое председателей Хорезмской ЧК. А они не включены не потому, что Бухарская и Хорезмская «народные республики», учреждённые в 1920 г. на красноармейских штыках, были независимыми государствами (они были не более независимы, чем ДВР), а потому, что сведения об имевшихся в них ЧК (а затем и ГПУ) крайне скудны. Не в последнюю очередь из-за того, что их территории были охвачены «басмаческим» движением — гражданской войной, шедшей там все годы существования этих «республик» (1920-24 гг.). И даже в тех районах ХНСР и БНСР, где удерживалась советская власть, карательные функции осуществлялись в основном «военно-революционными» органами вроде «чрезвычайной диктаторской комиссии» по Восточной Бухаре, располагавшей «фактически неограниченными полномочиями»[55]. Поэтому номинально существовавших в ХНСР и БНСР руководителей ЧК (и ГПУ) всех уровней мы решили из соответствующих когорт исключить.

А теперь спустимся на один уровень ниже. Несущим каркасом всей территориальной системы карательных органов эпохи ВЧК была сеть печально знаменитых «губчека» — губернских «чрезвычайных комиссий», которым подчинялись уездные и городские ЧК. «Губернские» тут надо понимать в широком смысле, так как кроме губерний в Совдепии существовали — на том же уровне административно-территориальной иерархии — области и небольшие республики, как автономные, так и союзные, но без внутриреспубликанского деления на области и губернии, в силу чего такие чекистские конторы на языке Лубянки также именовались «губернскими» (иногда и «областными).
Среди председателей этих ЧК евреи были, но не в таком изобилии, как это принято думать с подачи некоторых мастеров художественной прозы и учёных изобличителей «малого народа». Историк Олег Будницкий пишет, что «мнение о непропорционально большом представительстве и особой роли евреев в карательных органах революции является общепринятым», и приводит соответствующие суждения некоторых мемуаристов и зарубежных исследователей, в том числе еврейского происхождения. «Между тем, — продолжает Будницкий, — и мемуаристы, и историки опирались в основном на мнения, а не на документальные данные»[56]. Единственной работой, в которой была предпринята попытка подсчитать долю евреев в аппарате ВЧК, отмечает Будницкий, является статья Л. Кричевского конца 1999 года[57]. Мы к этой статье ещё вернёмся, а здесь заметим только, что по данным Кричевского в конце 1920 г. доля евреев в общей массе сотрудников губернских ЧК (около 50 тыс. чел.) составляла всего 9,1% (тогда как русских — 77,3%). Но Кричевский среди сотрудников губчека не выделял в отдельную группу председателей этих контор, а это как раз важно: ведь юдоборцы всегда могут заявить (и заявляют), что русские играли в губчека в основном вспомогательные роли, а руководили ими — конечно же, евреи!
Историк Алтер Литвин в уже цитировавшейся выше статье «ВЧК в современной исторической литературе» (в сборнике «Архив ВЧК») сообщает, что в 1920 году (не за весь год, а на какой-то момент времени в том году, не сказано, какой) «из 86 председателей областных и республиканских ЧК русских было 52 человека»[58] (под «областными ЧК» Литвин имеет в виду, конечно, и губернские тоже: подавляющее большинство ЧК рангом выше уездного и городского были в то время губернскими, из-за чего областные и даже некоторые республиканские ЧК в те годы нередко звались «губернскими», но не наоборот). А кем были остальные 34 председателя губернских и областных ЧК и сколько из них были, в частности, евреями — автор не сообщает. Так что нам эта информация мало что даёт.
Вадим Абрамов пишет, что «хотя точной статистики по различным ЧК нет, руководящие сотрудники-евреи в основном известны», и перечисляет 27 евреев, руководивших в разное время — в период с 1918 по февраль 1922 гг. — губернскими и областными ЧК в разных регионах России, от Витебска до Якутска[59]. Правда, некоторые названные им чекисты (Иосиф Уншлихт и Самуил Пупко) на самом деле евреями не были, но это и не так важно: что такое 25 или даже 27 человек, учитывая, что губерний и областей только в РСФСР к началу 20-х гг. было более 70[60]. А ведь ещё ряд областей в РСФСР появились в 1920-21 гг., и кроме того немалое количество аналогичных административно-территориальных единиц существовали раньше, в 1918-19 гг., будучи затем упразднены. И везде были свои ЧК, а в них свои председатели, сменявшиеся иногда по нескольку раз в году.
Абрамов прав: статистики по председателям губчека нет. Но данные для её составления есть, и это в первую очередь уже упомянутый справочник Константина Скоркина «На страже завоеваний Революции». В собранной им «коллекции» (насколько можно судить, наиболее полной из всех существующих) представлены руководители 125 чекистских контор регионального уровня (в том числе и областных отделов ГПО ДВР). Это более 640 человек, и многие из них, как уже сказано, перепечатаны в «Энциклопедии ВЧК», составленной А.М. и А.А. Плехановыми, на которую и приходится ссылаться за невозможностью корректных ссылок на Скоркина. Кроме того, есть уже известный нам очень обстоятельный (хоть и не доведённый до конца, а затем и вовсе «умерший», из-за чего приходится пользоваться его архивной версией) электронный «Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898 – 1991», в котором на страничках губерний, областей, АО и АССР[61] можно найти биографические справки на многих глав региональных ЧК. Есть фундаментальный справочник «Руководящие кадры НКВД. 1934 – 1941» Н.В. Петрова и того же К.В. Скоркина[62], также весьма полезный с интересующей нас точки зрения: многие руководящие энкавэдэшники начинали свою карьеру ещё в ВЧК, и в их послужных списках нередко обнаруживаются должности председателей губернских ЧК.
Помимо этого есть ряд специализированных источников, содержащих справочные материалы о чекистах определённых категорий. Сюда можно отнести информационный электронный портал ЦентрАзия, содержащий справки на 40 тыс. персон, имевших какое-либо отношение к Центральной Азии, в том числе к тамошним губ- и облчека[63], книгу Вадима Абрамова «Евреи в КГБ», содержащую более 300 справок на чекистов еврейского происхождения (в том числе занимавших посты руководителей губернских и областных ЧК[64]), ещё одну книгу К. Скоркина «Обречены проиграть», посвящённую войне Сталина с «троцкистами» и содержащую подробные справки на 460 персон, включая чекистов, задействованных в этой войне с той или с другой стороны. Много информации содержится на почти ежедневно обновляющейся ленте ВКонтакте того же К. Скоркина «История органов НКВД РСФСР 1917-1930 гг.»[65], на страницах «Форума истории ВЧК ОГПУ НКВД МГБ» на сайте историка спецслужб Олега Мозохина[66], в книгах других историков спецслужб (например, Алексея Теплякова о сибирском чекизме[67]), в размещённых в интернете региональных энциклопедиях и статьях региональных историков. Ну и, наконец, никто не отменял полезности (при всех оговорках насчёт вторичности и не всегда полной достоверности) биографических статей в Википедии и в биографическом справочнике портала Хронос[68].
Ознакомление с этими источниками позволило дополнить базовый список Скоркина ещё двумя десятками персон, пребывание которых на посту председателей губернских или областных ЧК выглядит неоспоримым, а также установить для абсолютного большинства из них их национальность. Правда, некоторые товарищи, отсутствующие в справочнике Скоркина, отсутствуют там заслуженно: порой авторы выдают за председателей губернских ЧК руководителей городских ЧК и председателей комитетов и комиссий, не имевших статуса губчека, и Скоркин обращает на это внимание. Например, он указывает, что Гирша Олькеницкого некоторые историки ошибочно именуют председателем Казанской губчека, тогда как тот был главой Чрезвычайной революционно-следственной комиссии при Казанском губисполкоме, образованной ещё в феврале 1918 и не входившей в систему органов ВЧК (входившие в эту систему местные «чрезвычайки» звались «чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией и саботажем», и Казанская губернская ЧК была создана лишь в июле 1918). Этот факт подтверждается и «Справочником по истории Коммунистической партии и Советского Союза. 1898 – 1991»[69].
Но иногда ригоризм Скоркина выглядит чрезмерным. Так, в число председателей губернских ЧК он не включил Моисея Урицкого, не упомянув о его пребывании на посту председателя Петроградской ЧК в марте 1918 г. (в период, предшествовавший образованию ЧК при СНК Союза коммун Северной области), из чего можно заключить, что Скоркин не считает эту ЧК губернской. Возможно, он и прав, но тогда ему следовало бы указать, решением какого органа власти (городского?) была создана эта «ранняя» ПетроЧК и каким статусом она обладала (как это указано им, например, относительно Комиссариата по борьбе с контрреволюцией СНК Донской республики, одного из комиссаров которого, Станислава Турло, иногда называют председателем Донской чека[70]; Скоркин поясняет, что этот комиссариат ещё не был областной ЧК — она была создана позже). А коль скоро по поводу «ранней» ПетроЧК, возглавлявшейся М. Урицким, таких пояснений не дано, то и будем считать её губернской.
Надо оговориться, что в списках Скоркина фигурируют в том числе и лица, занимавшие должности председателей губернских ЧК не просто «временно», а воистину «кратковременно» — в течение всего нескольких дней, до 5-6 и даже меньше. Таких «супер-врио» мы из учёта исключили, оставив лишь тех, кто возглавлял какую-либо региональную ЧК больше недели. В итоге получилась когорта председателей губернских и областных ЧК (включая приравненных к ним начальников областных отделов ГПО ДВР) в количестве 643 человек.
Конечно, это не все чекисты означенного разряда: даже Скоркину за много лет работы в архивах не удалось составить их полного списка (какие-то фамилии, как он поясняет, нечитаемы, по каким-то позициям нет документов, их подтверждающих, какие-то архивы были уничтожены или всё ещё остаются закрытыми). Тем не менее, достигнутая благодаря ему и другим авторам полнота охвата административно-территориальных единиц, имевших свои губернские и областные ЧК, позволяет признать учёт этой когорты чекистов близким к 100%.
В эту когорту не вошли председатели облчека Бухарской и Хорезмской НСР (по причинам, изложенным выше), а также главы губ- и облчека в Закавказье, заступившие на свои посты после 6 февраля 1922 г.: последние были уже фактически сотрудниками ГПУ (а потом и ОГПУ) и потому будут учтены в следующей главе, посвящённой анализу уже другой «эпохи» чекизма. То же касается и начальников облотделов ГПО ДВР, заступивших на свои посты после февраля 1922 года и просуществовавших под эгидой ГПО ещё несколько месяцев: хотя отделы ГПО стали называться отделами ГПУ лишь с 1923 г., они с момента учреждения ГПУ перешли в его подчинение, поэтому и их начальники после февраля 1922 будут учтены как гэпэушные.
Выявление национального состава когорты руководящих палачей губернско-областного уровня оказалось делом довольно непростым. Как отмечает К. Скоркин, в документах первых лет Совдепии не всегда указаны даже инициалы чекистов, не говоря уже об их биографических данных, позволяющих установить их национальность хотя бы по объективным маркерам (полные антропонимы, место рождения и т.п.). С самоидентификацией ещё хуже: среди региональных чекистов этого поколения не так уж много тех, кто дожил до 30-х годов и попал под репрессии, позволяющие заглянуть в их анкеты из следственных дел. Так что с определением национального состава тут всё довольно сложно.
Национальность 50 персон распознать не удалось. Это, конечно, немало (почти 8% от числа всех членов когорты), но большинство нераспознанных, судя по фамилиям, были, вероятно, русскими и украинцами; «похожа на еврейскую» тут разве что фамилия Грин (председателя Александровской ЧК). Но, как видно на примере БД «Жертвы политического террора», фамилия Грин у немцев встречается гораздо чаще, чем у евреев[71]. Кого-то могут «насторожить» также фамилии Бордаковский (председателя Рязанской губчека) и Гортинский (председателя Владимирской губчека), но и это зря. Фамилия Бордаковский (или Бардаковский)[72] происходит, видимо, от дер. Бордаково (близ с. Дятьково), ныне Огородниково в Рязанской губернии[73], основанной на месте поселения бордаковских татар — одной из групп татарского населения на Рязанщине, позже обрусевшего[74]. И то, что чекист Бордаковский был уроженцем Рязани[75], в эту версию вписывается. А фамилия Гортинский появилась в XIX в. среди православных семинаристов[76], и на сайте «Центр генеалогических исследований» все 9 этнически маркированных Гортинских — русские[77]. Т.е. оба этих чекиста, скорее всего, были русскими, но раз их имена и отчества неизвестны — выносим их в разряд неидентифицированных.
Про председателя Ферганской губчека Климова (Ненужиса) ничего нельзя сказать: фамилия Ненужис (если это настоящая фамилия, а Климов — псевдоним) ни на что не похожа. Так что пусть этот чекист (вместе с «безымянными» Алексеевым, Аменковым, Барсуковым, Беленковым, Богдановым, Бордаковским, Ванюковым, Васильевым, Власенко, Гайдаровым, Гвоздевым, Гончар-Гончаровым, Горбовым, Гортинским, Григорьевым, Грином, Ефимовым и т.д.) остаётся в числе не идентифицированных. А вот с председателем Полтавской губчека Латвером и с председателем Астраханской губчека Келпшем ясности побольше. Их имена и отчества также неизвестны, но фамилия Латвер — точно латышская[78], причём в литературе есть упоминание о чекисте-латыше Карле Латвере[79], но тот ли это Латвер, сказать точно не можем. А Келпш — фамилия определённо литовская[80]. Поэтому оба они включены в группу 160 «условно идентифицированных»: первый — как «условный» латыш, второй — как «условный» литовец.
Что же до Порфирия Ивановича Новицкого (председателя Курской губчека), то не надо думать, что фамилия эта еврейская (из-за корня «нови»). Она у евреев встречается[81], но редко, и в БД «Жертвы политического террора в СССР» среди 349 этнически маркированных носителей этой фамилии — лишь 6 евреев, т.е. меньше 2%, а преобладают поляки (44%) и белорусы (30%), на третьем месте русские (18%)[82]. Украинцев Новицких в базе тоже мало (4%). И поскольку греческое имя Порфирий для поляка нехарактерно, этот Новицкий отнесён к «условным белорусам». Конечно, он мог быть и русским, но чтобы отвести подозрение в попытке «накрутить» долю русских среди чекистов, лучше всё-таки отдать предпочтение нерусской версии национальности этого товарища.
Среди 150 условно идентифицированных есть и 9 евреев. Причём у двух из них известны только фамилии с инициалами — это председатель Полтавской губчека Н.Е. Бейман и председатель Астраханской губчека Я.А. Шмидт. Вообще-то, как известно, среди российских Шмидтов были не только евреи, но и немцы, в том числе и вполне обрусевшие[83], но раз обещано следовать «презумпции еврейства», то пусть астраханский чекист Шмидт с тёмной во всех смыслах биографией будет у нас «условным евреем». То же и с Бейманом: эта фамилия встречается и у латышей[84], и у русских, даже у чекистов[85]. Но евреев среди Бейманов всё-таки больше, поэтому Бейман тоже занесён в «условные евреи».
Есть в группе «условных евреев» ещё два чекиста, чьё еврейство выглядит сомнительным: Самуил Иванович Асмаров и Арнольд Эдуардович Коннес. Но не будем мелочиться: раз Самуил и Арнольд — отправляем их «в евреи». А уж о чекистах с такими ФИО, как Михаил Константинович Ахметов (Гурович), Яков Моисеевич Баскаков, Иоахим Моисеевич Гурин, Родион Абрамович Илларионов и Пётр Яковлевич Пельман, и говорить нечего: кто же они, как не евреи?! Хотя нам о них ничего неизвестно, и кто-то из них вполне мог быть и русским. Например, Илларионов: имя и фамилия не еврейские, а отчество Абрамович встречалось (даже в ХХ веке) и у православных, в особенности у старообрядцев (вспомним хотя бы известного мецената Ивана Абрамовича Морозова). То же и с Баскаковым: он вполне мог быть из казаков или староверов, у которых имя Моисей и в конце XIX в. не было редкостью.
Зато, будем надеяться, никто не станет требовать, чтобы в евреи был записан ещё и дворянский отпрыск — потомственный военный Фёдор Владимирович Ассен-Аймер[86] (видимо, обрусевший немец), ставший председателем Калужской ЧК. А уж тем более директор Прибайкальского облотдела ГПО Штейц Людвигович Ибсен. Ибсен — изначально датская фамилия (дед драматурга Ибсена был датчанином[87]), но датчане живут и в Германии (в Шлезвиге), а в годы Первой мировой войны тысячи германских военнопленных были высланы в Восточную Сибирь[88], и Штейц Ибсен вполне мог быть этническим датчанином, попавшим в Прибайкалье в этом качестве. Равным образом не исключено, что этот потомок датчан был родом из Латвии, где тоже проживали Ибсены, и в их числе — Людвиг Ибсен 1864 г.р.[89], который теоретически вполне мог быть отцом Штейца Людвиговича. Судя по датским и немецким именам родственников Людвига, латышизации этой ветви остзейских «немцев» не произошло, так что при обеих версиях происхождения прибайкальского чекиста его логичнее записать «условно» датчанином.
Ну, а настаивать на признании евреем председателя Оренбургско-Тургайской ЧК Александра Михайловича Бурчак-Абрамовича может только тот, кто не знает, что Бурчак-Абрамович — фамилия украинская, известная на Волыни[90], откуда родом и оренбургский чекист[91]. В таблице он записан «условным украинцем», хотя, конечно, этот революционер, рано покинувший Украину и большую часть жизни проведший в России, мог стать уже и русским. Но во всяком случае не евреем. То же можно сказать и о председателе Астраханского ЧК Константине Фёдоровиче Торжинском: фамилия украинская[92], но могла принадлежать и русскому. Он тоже попал в число «условных украинцев».
Непросто было определиться с национальностью уроженца Латвии председателя Уральской, Орловской, Енисейской и Подольской губчека Владимира Ивановича Вильдгрубе[93] (Вильгруббе[94]). Фамилия эта — немецкая (иногда писалась и как Вильдтгрубе), хотя имя и отчество (если они не русифицированные, чего мы не знаем) говорят о том, что родители В.И. Вильдгрубе могли быть уже и обрусевшими немцами. Однако почти все известные носители этой фамилии, проживавшие на Северо-Западе, даже в Ленинграде и даже в более позднее время (перед войной), всё ещё считали себя немцами, хотя их имена и отчества были русскими[95]. А будущий чекист родился в глухом уголке Прибалтики, где русских было меньше полпроцента[96]. И в свои 20 лет ринулся искать революционных приключений не в Питер и не в Москву, а в немецкое Поволжье, в г. Покровск, ставший вскоре столицей АССР Немцев Поволжья (будущий г. Энгельс). Там и возглавил местный «подотдел очистки», называвшийся «подотделом борьбы труда с капиталом». Следовательно, немецкоязычная среда для этого Шарикова всё-таки имела значение.
Правда, за свои последующие «краснобандитские» подвиги в Уральске, Орле и Красноярске (член Сибревкома, обследовавший работу руководимой Вильдгрубе Енисейской губчека, описывал расстрельный подвал в Красноярске: «Кровь так и стоит огромными чёрными лужами, в землю не впитывается»[97]) борец с капиталом был переброшен на Украину и взял там себе русский псевдоним «Соколов». Но вряд ли отсюда стоит делать вывод, что он перестал быть немцем и стал русским. Если бы прожил ещё с десяток лет — может, и стал бы. Но враги не оставили ему такого шанса — прикончили его в 1920 году. Так что пусть он у нас останется немцем (хотя бы «условно»).
Зато куда, как не в «условные русские», записать чекистов с такими ФИО, как Фёдор Иванович Бугаёв, Григорий Фёдорович Данилов, Михаил Кузьмич Еломанов, Фёдор Тимофеевич Зайцев, Михаил Прокопьич Лапшин, Никита Иванович Лырёв, Сергей Иванович Потапов, Степан Филиппович Шарышев и т.д.? И к кому, как не к «условным украинцам», отнести таких товарищей, как Василий Ефремович Гречко, Дмитрий Павлович Котляренко, Пантелеймон Фёдорович Лукьянец, Владимир Иосифович Лысенко, Георгий Ефимович Попович, Ефим Петрович Сереченко, Яков Петрович Тимощук? А к «условным латышам» — товарищей с антропонимами Антон Янович Апин, Иван-Альберт Юрьевич Бунга (бывший комиссар ПВРК, родом из Курляндской губернии[98]), Пётр Михайлович Викман (Петерис Викманис), Роберт Карлович Стрельнек (Стрельниекс)?
Конечно, среди Потаповых с русскими именами и отчествами можно встретить и карелов, и мордвинов, и коми, а среди Поповичей — и русских, и поляков, и молдаван. Но евреев — разве что в порядке исключения. Или в результате совершённого ими антропонимического «подлога» — взятия себе соответствующего псевдонима.
Подлог, разумеется, можно заподозрить во всём, предположив, что Потапов на самом деле — Рабинович, рождённый не Сергеем Ивановичем, а Соломоном Израилевичем, и был он при этом так хитёр, что свои настоящие ФИО отовсюду вымарал, из-за чего они теперь ни в какие справочники не попадают даже в скобках. Но так обычно не бывает: даже при полной замене антропонимов прежние фамилии и имена в личных делах сохранялись. Председатель Симбирской и Астраханской ЧК Абрам Михайлович Левин стал Львом Николаевичем Бельским (Вельским), председатель Киевской ЧК Иосиф Моисеевич Фейгель стал Михаилом Васильевичем Павловым, начальник Забайкальского отдела Госполитохраны Абрам Соломонович Мильштейн стал Анатолием Романовичем Альшанским, но в документах их прежние фамилии остались, и они в справочниках указываются (в скобках), вместе с еврейской национальностью их носителей, которую те и не думали менять. Как пишут авторы словаря «Евреи в НКВД СССР» Тумшис и Золотарёв: «изучая архивные документы, мы можем констатировать тот факт, что в довоенные годы в СССР евреи, как правило, свою национальность не скрывали»[99].
Если так обстояло дело с известными чекистами, то почему надо думать, что чекисты менее известные относились к сохранению своей идентичности иначе? Безусловно, русские антропонимы не так специфичны, как еврейские, грузинские и армянские, и не могут служить столь же хорошими маркерами национальности. Но если у человека русское имя Николай, русское отчество Тимофеевич и русская фамилия Чашин, то он, скорее всего, и был русским — если нет данных, опровергающих такое предположение. Конечно, хотелось бы кроме повествования о подвигах председателя Царицынской губчека Николая Тимофеевича Чашина[100] иметь и биографическую справку о нём с указанием его этнической самоидентификации. Но раз её нет, то ничего не поделаешь — приходится заносить этого чекиста в разряд «условно русских».
Но таких всё же сравнительно немного. Национальность абсолютного большинства руководителей региональных чекистских контор — 433 человек (67% от числа членов когорты) — удалось установить точно. По ним в доступных источниках нашлись справки, содержащие или субъективные (через автобиографии, анкеты, наградные листы и тому подобные документы либо через сообщения историков, знакомых с этими документами), или достаточно убедительные объективные (характерные антропонимы, место рождения и т.п.) указания на этничность. Место рождения стоит принимать во внимание ещё и потому, что большинство чекистов данной когорты родились в конце XIX века, а как раз в те годы (в 1897 г.) была проведена всеобщая перепись населения Российской Империи, из которой можно узнать, какие этнические группы жителей в то время преобладали в том или ином уезде. И иногда этой информации оказывается достаточно.
К примеру, если известно, что председатель Вологодской губчека Пётр Алексеевич Козырев родился в селе Иваново-Журавлёво Тверской губернии[101], то вряд ли стоит сомневаться, что он был русским: по переписи 1897 г. среди жителей Зубцовского уезда (без г. Зубцов), на территории которого находилось село Ивановское-Журавлёво (так правильнее)[102], 99% были великороссами[103]. А о национальности председателя Марийской облчека Ивана Фёдоровича Козареза (Козореза) можно было бы спорить лишь на тот предмет, был ли он «аутентичным» украинцем (ибо фамилия эта украинская[104]) или уже обрусевшим (т.е. великороссом). И если учесть, что родился он в одном из сёл Царёвококшайского уезда Казанской губернии[105], сельскими жителями которого в то время кроме черемисов (мари) и татар были только великороссы — и ни одного украинца[106], то выбор в пользу великорусской идентичности этого чекиста трудно назвать произвольным.
И так же странно сомневаться в том, что председатель Херсонской губчека в 1919 году Соломон Моисеевич Абашидзе был евреем (эту ЧК иногда называют Николаевской, так как она располагалась в то время в г. Николаеве ввиду утраты красными контроля над Херсоном, но центром губернии ещё оставался Херсон, поэтому правильнее её именовать Херсонской). У грузин библейские имена тоже распространены, но Абашидзе — это псевдоним, настоящая фамилия чекиста — Гуткин, и родился он в местечке Улла Витебской губернии[107]. И хотя ничего больше о нём неизвестно (кроме того, что убит он был в том же 1919 г. в Николаеве то ли мятежными матросами-анархистами, то ли хлопцами атамана Григорьева), вряд ли кто-то будет оспаривать его отнесение к евреям, причём «безусловное». Правда, Вадим Абрамов его за еврея не посчитал[108] — вероятно, принял за грузина, но это, наверно, потому, что не знал его имени-отчества и настоящей фамилии.
Иногда выручают близкие родственники. Нет указаний на немецкую идентичность председателя Саратовской, Дагестанской и Орловской губчека Эриха Ионовича Квиринга, но есть данные о том, что немцем был его брат Эммануил Ионович[109],[110], из чего (при отсутствии противоречащих данных) можно заключить, что немцем был и Эрих Ионович. Похожая история с председателем Воронежской губчека Николаем Евгеньевичем Алексеевским: нигде нет сведений о его национальности, но у него был родной брат Евгений Евгеньевич[111], а вот его русская национальность выявляется через сайт «подвиг народа»[112] (надо там кликнуть по графе «наградной лист»). Оба родились и выросли в одной семье, и раз Евгений был русским, то нет причин (при отсутствии иной самоидентификации) сомневаться в том, что русским был и Николай.
Сложнее оказалось определить национальность Василия Васильевича Шишкова, председателя Уральской губчека (а потом ещё и начальника трёх губернских, двух областных и одного окружного отделов ГПУ). Из «Справочника по истории Коммунистической партии и Советского Союза» известны не только его чекистские посты (некоторые из них уточнены в «туркестанском приложении» к работе К. Скоркина «Органы НКВД-ВЧК-ГПУ. 1917-1923»[113]), но и даты его жизни: 1891 – 1943 гг., а также то обстоятельство, что умер он в Москве[114]. А на сайте Центра генеалогических исследований есть сведения о захороненном на Новодевичьем кладбище Василии Васильевиче Шишкове, работнике НКВД, с теми же датами рождения и смерти, и там же указано, что рядом с ним захоронена его мать Ф. Шишкова[115]. Эта информация подтверждена на сайте, посвящённом Новодевичьему некрополю, где в списке захороненных указан и полный антропоним матери Шишкова — Феодосия Хрисанфовна (погребена на том же участке, что и сын)[116]. Тем самым исключается еврейское происхождение Шишкова по материнской линии, а отчество Васильевич не даёт повода заподозрить в нём еврея по отцу (при этом ясно, что русские ФИО Шишкова — настоящие, не псевдонимные).
Отдельная история — с председателем Гомельской и Николаевской ЧК Фомой Акимовичем Леонюком (Кузубом). Этот чекист с богатым послужным списком, включавшим также руководство семью региональными отделами ОГПУ и тремя областными управлениями НКВД, к концу 30-х годов дослужился до поста заместителя начальника Гулага, а в 40-х и до звания генерал-майора (правда, в 50-х был этого звания лишён)[117]. Так вот, в анкетах 20-х годов он считал себя украинцем, а затем обрусел и в 30-х стал записывать себя русским[118]. Таковым и значится в справочнике Н. Петрова и К. Скоркина «Кто руководил НКВД. 1934-1941». Но поскольку нас сейчас интересует ранний этап карьеры этого знатного палача, то мы запишем его украинцем, причём «безусловным».
И уж совсем особый случай — идентификация Савелия Михайловича Циклиса. В базе данных «Кадровый состав органов государственной безопасности» Циклис значится евреем[119]. И в справочнике Михаила Тумшиса и Вадима Золотарёва «Евреи в НКВД СССР» он фигурирует как еврей[120]. Казалось бы, всё ясно? Не совсем. В том же справочнике Тумшиса и Золотарёва есть примечание со ссылками на архивные материалы, что отец С.В. Циклиса был крещёным евреем, а мать была украинкой, и что сам Савелий Михайлович в бытность офицером старой армии избивал солдат-евреев. Дело известное: среди выкрестов антисемиты нередки, но что это меняет в плане этнической идентификации Циклиса, коль скоро в следственной анкете он записал себя евреем?
Но Тумшис и Золотарёв сообщают ещё и тот факт, что во всех своих прежних документах Циклис указывал себя славянином — сначала русским, потом украинцем. А евреем он назвал себя только в апреле 1938 года, после своего ареста. А это «многое объясняет»: именно с 1938 года была начата кампания «разоблачения скрытых евреев», и Савелий Циклис стал одним из первых «разоблачённых» (подробнее об этом в 6-й главе). А это говорит о том, что его признание в еврействе от 1938 г. было вынужденным — сделанным под давлением следователя. Назвать такое признание актом самоидентификации — и, соответственно, признать Циклиса евреем — никак невозможно, даже при всём желании следовать «презумпции еврейства». Это тот исключительный случай, когда мы позволим себе не согласиться с уважаемыми авторами обоих справочников.
Думается, антисемиты нас поддержат: православный выкрест-юдофоб, да ещё и мама-украинка — ну какой же это еврей! А для нас важнее всего, конечно, то, что сам Циклис всю жизнь считал себя славянином. А вот когда именно он считал себя русским, а когда украинцем — с этим надо разбираться. Тумшис и Золотарёв уточняют, что документы Циклиса, где он записан русским, хранятся в Госархиве Харьковской области, а документы, где он значится украинцем — в ЦГАВОВУ (Центральном госархиве высших органов власти и управления Украины). А из биографии Циклиса известно, что в 1919 г. он был зампредседателя Харьковской губчека, в 1920 г. — начальником ОО этой губчека, и вот к этим годам, очевидно, и относится его самоидентификация как русского: его личное дело в те годы должно было храниться как раз в харьковском губернском (теперь областном) архиве. А начиная с 1921 г.он уже вышел на республиканский уровень — был переведён на работу в экономическое управление Всеукраинской ЧК, после чего оттуда посылался руководить чекистскими органами в разных губерниях Украины (сперва Черниговской губЧК, затем, как увидим в следующей главе, Черниговским губотделом ГПУ и Житомирским окротделом ОГПУ), потом вернулся в центральный аппарат ГПУ Украины, возглавлял там Отдел кадров и Транспортный отдел и к концу жизни дослужился до начальника Административно-хозяйственного управления НКВД УССР[121].
Это значит, что с 1921 года документы Циклиса должны были храниться (в том же Харькове, бывшем до 1934 г. столицей Украины) уже в ЦГАОР УССР — Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства, предшественнике ЦГАВОВУ (про анкеты Циклиса в черниговском и житомирском архивах в справочнике ничего не сказано, видимо, их там и не было). А по документам ЦГАВОВУ Циклис — уже украинец. И коль скоро интересующее нас здесь руководство Циклисом Черниговской губчека приходится на 1922 год, то отсюда следует, что в этом качестве его надо считать украинцем. И так мы его и записываем.
Ну и, конечно, нельзя пройти мимо истории с председателем Волынской губчека Михаилом Александровичем Кручинским (Стромиловым), который рождён был Моисеем Абрамовичем Шуфом. У нас он записан русским, что, разумеется, нуждается в пояснении. Дело в том, что это тот нечастый случай, когда и впрямь имел место подлог. Подлог был раскрыт ещё в 1922 году, во время чистки в Военной академии РККА, куда по окончании Гражданской войны был направлен учиться комиссар и чекист Кручинский-Стромилов. По итогам рассмотрения его персонального дела комиссия по чистке исключила его из партии. Но не за сокрытие национальности (на такие вещи в те годы не обращали внимания), а за приписывание себе дополнительного партстажа (это считалось серьёзным проступком) и за то, что крестился сам и крестил всех своих детей. Оправдываясь по второму пункту, Кручинский крещение отрицал (но безуспешно, комиссия сочла этот возмутительный факт доказанным), а заодно сообщил, что хоть и воспитывался в семье евреев Шуф, но его мать якобы призналась ему, что его настоящий отец — русский[122].
Впоследствии Кручинский-Стромилов-Шуф окончил сельскохозяйственную академию и стал учёным профессором, что не помешало ему с началом войны отправиться на фронт, где он восстановился в партии и был удостоен — в качестве командира полка, участника Сталинградской битвы — двух орденов: Красного знамени и Красной Звезды. В обоих наградных листах, где описаны его боевые заслуги, указана национальность: «русский»[123],[124]. Ну, и вопрос: почему этого человека, как бы к нему ни относиться — как к жуликоватому приспособленцу или как к храброму патриоту, — надо записывать евреем, если сам он всю жизнь настаивал на том, чтобы его считали русским?
И теперь смотрим, что получилось (табл. 4.3, левая часть). Среди 593 более или менее точно идентифицированных председателей чекистских региональных контор евреев обнаруживается всего 63 человека, т.е. 11%. В то время как русских там — 331 человек (56%), что в 5 с лишним раз больше, чем евреев. Если же убрать «условно идентифицированных», то картина изменяется не очень существенно: евреев — 12%, русских — 52% (правая часть табл. 4.3).
Табл. 4.3. Этнический состав руководителей региональных
органов ВЧК и ГПО
(март 1918 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
С учётом условно идентифицированных
Среди точно идентифицированных
Чел.
%
Чел.
%
Русские
331
56%
225
52%
Евреи
63
11%
54
12%
Латыши
46
8%
41
9%
Украинцы
46
8%
24
6%
Прочие
107
18%
89
21%
Всего идентифицированных
593
100%
433
100%
Не идентифицированы
50



Итого
643



Разумеется, эти цифры нельзя считать абсолютно точными: кто-то, возможно, упущен, у кого-то неверно определена национальность, а у 50 человек она и вовсе не определена. Но вообразим невероятное: что не только коварные обманщики Циклис и Кручинский-Шуф, но и все 50 не идентифицированных чекистов при тщательном анализе их фамилий и инициалов опытными юдознатцами оказались евреями — все до одного! И что тогда? А тогда доля евреев в исследуемой когорте чекистов составит аж 18% (115/643), а доля русских — «всего» 51% (330/643). А с учётом братских украинцев и белорусов доля «русских» в тогдашнем традиционном значении этого слова и вовсе превысит 60%. Ну, и что дальше?
Нам могут возразить: да, русских было больше, но за счёт случайных лиц! А самыми матёрыми чекистами, усерднее всех служившими большевикам, были евреи! (Ну, может, ещё латыши). Не зря же, «как известно», именно евреи чаще всего перебрасывались руководить из одной губчека в другую — вроде Матвея Бермана, о котором Солженицын писал, что он «переправился из Средней Азии на Дальний Восток», или Льва Вельского (он же Бельский, рождённый Левиным), который посылался «наоборот, с Дальнего Востока в Среднюю Азию»[125], или вездесущего Якова Лившица[126]. Из русских-то какие каратели? Так, рядовые исполнители. Вон и герой уже известной нам (см. введение) книги «Последняя ступень» В. Солоухина — обличитель захвативших Россию «сил Интернационала» — строго вопрошал: «Знало ли ваше поколение, что ЧК первых лет революции, вся ЧК, кроме, может, рядовых часовых, состояла не из русских людей?[127]
Про «всю ЧК» мы уже знаем, какая она была нерусская. А вот что касается Бермана, Вельского-Бельского, Лившица и ещё нескольких евреев (сюда можно добавить Михаила Вихмана, Александра Ротенберга и Сергея Шварца), то — да, это были не рядовые часовые. Но если кто думает, что таких нерядовых было мало среди русских людей, то он сильно ошибается. Если брать именно ЧК (отставив пока в сторону ГПУ-ОГПУ, там своя статистика), то на счету Бельского — 2 губчека, которыми он руководил, на счету Лившица, Вихмана, Ротенберга и Шварца — по 3, а за плечами Бермана — аж 4. Но это может впечатлить лишь того, кто не в курсе, что таких, как Бельский (с 2-мя губ/облчека), в рядах чекистской братии было 69 человек, и лишь 10 из них, включая Бельского, были евреями. Таких, как Лившиц, Вихман, Ротенберг и Шварц (с 3-мя губ/облчека), было 27 человек, и среди них лишь 5 евреев (кроме названных ещё Яков Баскаков, но его еврейство, как уже сказано, под вопросом). А таких, как Берман (с 4 губ/облчека), было 14 человек, и Берман среди них был единственным евреем, а остальные — это 1 латыш, 1 поляк, 1 караим, 1 «условный» немец и 9 «безусловных» русских.
Чемпионами же тут были Иван Андреевич Кадушин, уроженец деревни Дубровка Арзамасского уезда Нижегородской губернии, имевший в своём послужном списке руководство 5-ю губ/облчека, и Николай Алексеевич Долгирёв, уроженец села Сандово Весьегонского уезда Тверской губернии, за 3 с небольшим года успевший поруководить 6-ю губернскими и областными ЧК. Вот бы Александру Исаевичу проследить за их подвигами да поведать читателю, как товарищ Долгирёв по зову партии перебрасывался руководить красным террором из Твери в Уфу, их Уфы во Владикавказ, из Владикавказа в Георгиевск, из Георгиевска в Рыбинск, из Рыбинска в Уральск (и это не считая его последующих губернско-чекистских вахт в Тюмени и Ходженте, но уже в рамках ГПУ-ОГПУ). Или как товарищ Кадушин переправлялся командовать губернскими и областными душегубами из Витебска в Уральск, из Уральска в Оренбург, из Оренбурга в Чебоксары, из Чебоксар в Нижний Новгород (а потом ещё и поруководил губернскими, областными и окружными отделами ГПУ в том же Нижнем, в Астрахани, Архангельске, Твери, Казани, Барнауле). Но нет имён этих подвижников в «Двухстах лет вместе»! Может, Александр Исаевич не знал о них? Наверно, не знал — ведь даже и до сих пор ни о Кадушине, ни о Долгиреве нет статей в Википедии. А жаль, родина должна знать своих героев.

Так обстояли дела с национальностью региональных руководителей ЧК в целом по Совдепии. А теперь посмотрим, как они обстояли в собственно России, т.е. за вычетом территорий, входивших в те годы в состав Украины, Белоруссии, стран Балтии, Закавказья и ДВР (Казахстан и Средняя Азия, представленные Киргизской АССР и Туркестанской АССР, в «собственно Россию» — в РСР и РСФСР — тогда входили, как и территория Дальнего Востока до создания ДВР).
Тут у нас для антисемитов две новости — хорошая и плохая. Хорошая состоит в том, что евреев, занимавших должности председателей российских губернских и областных ЧК, было всё-таки значительно больше, чем перечислил Вадим Абрамов: не 25, а 41 (и это без Уншлихта и Самуила Пупко). А плохая заключается в том, что означенная «еврейская группировка» составляла всего 9% от числа всех идентифицированных глав российских губчека (481 человек). Тогда как «русская команда» в этой когорте чекистов достигала 62% (296 человек), что в 7 раз больше, чем евреев (табл. 4.4, левая часть). Если же убрать всех «условно идентифицированных», то картина изменяется мало: евреев — 10%, а русских всё равно значительно больше половины — 58% (правая часть таблицы).
Табл. 4.4. Этнический состав руководителей региональных органов ВЧК
на территории РСР-РСФСР
(март 1918 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
С учётом условно идентифицированных
Среди точно идентифицированных
Чел.
%
Чел.
%
Русские
296
62%
202
58%
Евреи
41
9%
36
10%
Латыши
36
7%
32
9%
Украинцы
28
6%
13
4%
Прочие
80
17%
67
19%
Всего идентифицированных
481
100%
350
100%
Не идентифицированы
34



Итого
515



Что можно к этому добавить? Добавить можно и нужно вопрос: откуда же в таком случае взялось столь укоренившееся в массовом сознании представление об ужасном засилье евреев среди чекистов первых советских лет? Ведь такое представление распространяли не только мемуаристы из числа черносотенцев — некоторые чекисты из числа евреев тоже выражали озабоченность чрезмерным присутствием своих соплеменников в руководстве на местах. Известна служебная записка члена Коллегии ВЧК Григория Мороза, отправленная в апреле 1919 в ЦК РКП(б) по итогам его поездки по западным областям страны: «Ввиду тревожности момента в погромном отношении в городах бывшей "черты оседлости" надо немедленно убрать с ответственных комиссарских постов евреев»[128].
Никто в ЦК на эту записку реагировать не стал, и по понятной причине: погромные настроения в пределах «черты оседлости» существовали задолго до учреждения ВЧК и прочих «комиссарских постов», и даже если бы не появились там в 1917-18 гг. товарищи в кожанках с маузерами и неарийскими именами и носами, эти настроения вряд ли так сразу и исчезли бы. А указанные товарищи там действительно появились, и в значительно большей пропорции, чем в целом по Совдепии.
Если объединить все губчека на оказавшихся под большевиками исторических белорусских землях, входивших в «черту оседлости», т.е. к Минской, Литовско-Белорусской и Белорусской ЧК прибавить Витебскую, Могилёвскую и Гомельскую ЧК (три последних действовали на территории РСФСР), то получим список из 32 председателей губчека. Двое из них, председатель Могилёвской ЧК Беленков и председатель Минской ЧК Гончар-Гончаров, остались не идентифицированными. А среди 30 идентифицированных расклад уже совсем иной, чем в России: 8 русских и 8 евреев (по 27% — см. левую часть табл. 4.5). А если считать только точно идентифицированных, тогда евреев и вовсе набирается 32% — против 24% поляков и 20% русских!
Это уже что-то новое: как так?!
Табл. 4.5. Этнический состав председателей региональных ЧК
на территории Минской, Витебской, Могилёвской и Гомельской губерний
(апрель 1918 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
С учётом условно идентифицированных
Среди точно идентифицированных
Чел.
%
Чел.
%
Евреи
8
27%
8
32%
Русские
8
27%
5
20%
Поляки
7
23%
6
24%
Белорусы
3
10%
2
8%
Прочие
4
13%
4
16%
Всего идентифицированных
30
100%
25
100%
Не идентифицированы
2



Итого
32



Пока голова думает над ответом, обратим взоры к тому, что было на Украине. В её пределах действовали 13 губчека. Это если считать за одну и ту же контору: а) «первую Одесскую ЧК», существовавшую в апреле-августе 1919 г.[129], и «вторую Одесскую ЧК», возродившуюся в апреле 1920 г.; б) Херсонскую ЧК и так называемую Николаевско-Херсонскую ЧК, базировавшуюся в середине 1919 г. в г. Николаеве в связи с утратой красными контроля над Херсоном (в базовых таблицах приложений за ней сохранено название Херсонской ЧК); в) Александровскую ЧК и Запорожскую ЧК, различие между которыми только в изменении названия центра губернии и, соответственно, самой губернии (эта ЧК в таблице обозначена как «Александровская (Запорожская) ЧК»). И этими 13 украинскими губчека за всё время их нахождения под большевиками руководили 103 чекиста.
Национальность 8 из них распознать не удалось даже приблизительно. О Грине речь уже шла, остальные нераспознанные — это Барсуков, Власенко, Зарницын, Путилин, Садовский, Семёнов и Твердохлебов. Какая фамилия тут еврейская? Так что оставим их в покое и займёмся теми 95, чья национальность определена — точно или хотя бы «условно».
Табл. 4.6. Этнический состав председателей украинских губернских ЧК
(октябрь 1918 — февраль 1922 гг.)
Этническая идентичность (национальность)
С учётом условно идентифицированных
Среди точно идентифицированных
Чел.
%
Чел.
%
Русские
32
34%
23
32%
Евреи
24
25%
21
29%
Украинцы
19
20%
13
18%
Латыши
10
11%
9
12%
Прочие
10
11%
7
10%
Всего идентифицированных
95
100%
73
100%
Не идентифицированы
8



Итого
103



Среди этих 95 человек — 24 еврея (25%) и 32 русских (34%) (табл. 4.6, левая часть). Если же вынести за рамки расчётов 22 «условно идентифицированных» товарища, оставив лишь 73, чья национальность установлена точно, то доля русских снизится на 2 процентных пункта (до 32%), а доля евреев на 4 п.п. возрастёт — до 29%. То есть если судить по главам губернских ЧК, то видно, что насыщенность евреями «органов» того времени на Украине и в Белоруссии была значительно выше, чем в целом по Совдепии (и уж тем более выше, чем в России). Почему?
Ответ лежит на поверхности: потому что доля еврейского населения в «черте оседлости» (из украинских губерний только Харьковская и часть Донецкой в «черту» не входили) была гораздо выше, чем за её пределами. Из биографических справок председателей украинских и белорусских губчека еврейского происхождения видно, что почти все они (по кому удалось найти справки) родом из этой самой «черты». Для них это родные места, они хорошо ориентировались в тамошней обстановке, и руководство ВЧК и Всеукраинского ЧК (ВУЧК) не видело смысла менять их на пришлых чекистов. Невзирая на то, что заметное присутствие евреев в карательных органах западных губерний, по мнению некоторых товарищей, было «тревожно в погромном отношении».
И тут самое время вернуться к вопросу, уже затронутому в предыдущих главах: а в какой мере доля евреев в рассматриваемых когортах чекистов может считаться «непропорционально высокой»? Правильный ответ: «ни в какой». Ибо долю евреев-чекистов первого призыва, как и доли евреев-революционеров и евреев-комиссаров времён Гражданской войны, корректно сопоставлять не с долей евреев во всём населении Российской империи, а с долей евреев в её городском населении, наиболее грамотном — и в общепринятом смысле этого слова, и в том особом марксистском смысле, который подразумевает «беззаветную преданность борьбе пролетариата» и «бешеную непримиримость к его врагам».
Конечно, политической грамотностью такого рода можно было овладеть и в сельских комбедах, и многие рядовые палачи там и обретали своё призвание. Но для руководителей губернских ЧК такой карьерный взлёт был редкостью — на эти посты назначались или присылались из Москвы обычно члены партии уже с каким-никаким стажем (не обязательно большевистским: среди чекистов первой генерации было немало анархистов и левых эсеров). А это уже были сплошь городские товарищи, давно забывшие, с какого конца браться за вилы и лопату.
Повторим применительно к чекистам уже сказанное про большевиков-революционеров: родиться будущий руководящий чекист мог и в селе (что многие из них и делали). Но воспитаться в большевистском духе он мог, только став горожанином. Село было принципиально враждебной большевизму средой, его надлежало грабить, а сельский уклад — разрушать. Историк Олег Капчинский, обстоятельно изучивший социальную структуру работников центрального аппарата ВЧК, обнаружил среди них «крайне незначительное количество» бывших крестьян. Даже рабочих было мало, в основном лишь среди оперативных сотрудников, а среди руководящих чекистов преобладали служащие и лица интеллектуальных профессий[130], т.е. именно что горожане. Этот вывод можно распространить и на руководителей губернских ЧК: те тоже набирались преимущественно из партийцев, среди которых практически не было коренных (не оторвавшихся от земли) крестьян. Поэтому нет оснований включать сельское население в ту базу, через этнический состав которой определяется «нормативная» доля чекистов разных российских этносов.
А в городском населении страны накануне революции, как мы уже видели, евреи были второй по численности после великороссов этнической группой, составляя почти 15% городского населения[131]. На самом деле даже больше, поскольку (повторимся) статистический ежегодник 1916 года (откуда взята эта цифра) учитывал не всех евреев, а лишь тех, кто считал идиш (или иврит) своим родным языком: евреи-горожане, для которых родным языком стал русский (а также польский, украинский, литовский, латышский и т.д.), в эти 15% не попали. А таких было немало, так что доля евреев в городском населении империи в конце 10-х гг., скорее всего, приближалась к 19-20%. То обстоятельство, что Польша и Литва, чьи евреи были учтены в ежегоднике, из Совдепии выскользнули, в данном случае дела не меняет: очень многие чекисты, начиная с их главного начальника, выросли и выучились на большевиков как раз в польских и литовских городах и после революции продолжали активно трудиться в карательных органах Отечества Всех Трудящихся, невзирая на отпадение от него их исторических родин.
Но 19-20% горожан-евреев — это в среднем по Совдепии, от Невы до Амура. А в «черте оседлости»? Если считать долю евреев от общего населения, то в Витебской и Могилёвской губерниях она составляла 12%, в Минской — 16%[132]. Сопоставив эти доли с расчётной численностью населения этих губерний (там же на стр. 50), несложно получить и средневзвешенную по трём губерниям — 14% (Гомельская губерния была образована уже после революции — в 1919 году, из уездов Могилёвской, Черниговской и Минской губерний). А вот доля евреев в городском населении этих губерний была гораздо выше: в Витебской и Могилёвской — 52%, в Минской — 58%[133]. Средневзвешенная по трём губерниям — 55%.
Ну, и как на этом фоне выглядит доля евреев среди глав белорусских губчека, эти 27% (да хоть бы и 32%, если считать по точно идентифицированным)? Сильно завышенной?
На Украине — похожая история. Заглянув в тот же статистический ежегодник на те же страницы, можно установить, что по 8 дореволюционным губерниям Украины (Волынской, Екатеринославской, Киевской, Подольской, Полтавской, Харьковской, Херсонской и Черниговской), охватывавшим территорию 13 постреволюционных губерний, из которых составилась УССР, средневзвешенная доля евреев в общем населении равнялась 8%. Ниже всего она была в Харьковской губернии — 0,5% (что и понятно: эта губерния не входила в черту оседлости), выше всего в Волынской — 13%. А вот в городском населении Волынской губернии доля евреев, считавших своим родным языком идиш, составляла уже 51%, в других она была поменьше, но тоже немалой: в Подольской губернии — 46%, в Киевской — 31%, в Херсонской (куда входила Одесса) — 28%. Ниже всего она была опять-таки в Харьковской губернии — 3,2%. И средневзвешенная по 8 губерниям — 28%.
И если иметь в виду, что эти 28% не включали частично ассимилированных евреев, не знавших идиша и иврита или не пользовавшихся ими и не считавших их родными языками, то резонно предположить, что доля евреев в украинских городах уж вряд ли была ниже 30%. А коли так, то с какой стати доля евреев среди глав украинских губчека — 25-29% — должна считаться «непропорционально высокой»?

Но всё это — скучная цифирь, и кого там в вихре боёв и погромов волновали какие-то проценты! Просто жители Украины в одно прекрасное утро вдруг обнаружили, что евреи теперь — тоже при власти: и среди гражданских начальников, и среди «блюстителей порядка»! И каких блюстителей! Какого порядка! Понятно, что для многих такой поворот событий стал потрясением: ведь в прежние годы ничего похожего не было. Но делать отсюда вывод о засилье евреев в новой террористической власти пришло в голову, наверно, всё же не всем, а именно тем, кто и прежде среди всякого рода сволочных типажей (не в меру алчных торговцев, чересчур продажных журналистов и т.д.) привычно цеплял глазом исключительно «неарийские» носы и фамилии. Не слишком задерживая внимание на родной «арийской» сволочи.
Писатель Виктор Некрасов, киевлянин, рассказывал журналисту Аркадию Ваксбергу, как воспринимались населением Киева расправы чекистов над киевлянами в 1919 году: «Всё население проклинало Розу Шварц, хотя верховодил расправами латыш Лацис, а его главными помощниками были русские Адоскин и Гребенщикова. Но имена этих извергов забылись, а имя — тоже, конечно, изверга — Розы Шварц осталось синонимом чекистских зверств»[134]. Отметим, что и Вера Гребенщикова (она же Гребеннюкова[135]), ставшая ещё одним полумифическим воплощением инфернальной природы большевизма, в умах местных наблюдателей превратилась в «еврейку Дору», орудовавшую не то в Киеве, не то уже в Одессе[136]. Таких «наблюдателей с подходом» в районах «черты оседлости» всегда хватало, и тот вполне доступный наблюдению факт, что в годы Красного террора абсолютное большинство руководящих чекистов на Украине (почти три четверти!) евреями не были, для таких «наблюдателей» как бы и не существовал. Для них это было чем-то вроде фона, не фиксируемого глазом и мозгом: начальник-нееврей — это в принципе нормально, а вот начальник-еврей — это уже из ряда вон! А если он ещё и чекист — ну, тут уже…
В качестве любопытного подтверждения этого психологического феномена можно привести недавно изданный дневник Д.В. Краинского «Записки тюремного инспектора», в котором бывший юрист и имперский чиновник, отвечавший за состояние тюрем в Черниговской губернии, описывает драматические события на Украине в годы Гражданской войны, в частности, Красный террор в Чернигове в 1919 году[137]. Повествуя о бесчинствах чекистов и руководивших ими большевиков, новых хозяев жизни, автор аккуратно перечисляет их фамилии, но перед фамилией еврея непременно указывает, что имярек — еврей или еврейка. Таких пометок на 10 страницах, где читатель знакомится с «кто есть кто» в новой черниговской «элите», более 20 — без такой пометки не оставлен ни один упомянутый там еврей. В то же время все комиссары нееврейского происхождения называются пофамильно, но — без указания их национальности. Просто сообщается, что особо зверствовавший председатель Черниговской губчека Рак — бывший матрос, что сменивший его ещё больший изверг Гаргаев — бывший каторжник, что командир карательного отряда при ЧК Голушко — бывший солдат-фронтовик, что комиссар Хвиля — «ученик какого-то низшего сельскохозяйственного училища», а председатель Черниговского губисполкома Коржиков, глава черниговских большевиков, руководивший Красным террором в губернии, — бывший почтовый рассыльный[138]. Т.е. для большевиков-неевреев, по Краинскому, их этничность несущественна, а вот для большевиков-евреев — первейшая характеристика!
Тит Михайлович Коржиков был русским человеком[139], и Краинскому это, конечно, было известно. Наверняка известна была ему и национальность Антона Панфиловича Рака и Николая Ивановича Гаргаева, скрытая от нас в тумане истории. Но теперь, благодаря книге Д.В. Краинского, мы можем с уверенностью утверждать, что председатели Черниговской губчека товарищи Рак и Гаргаев евреями точно не были — иначе бы автор книги нам об этом непременно сообщил!
При этом сам Краинский, несмотря на кричаще антисемитскую обложку его книги (в ней использован известный белогвардейский агитплакат «Мир и свобода в Совдепии» с карикатурным изображением Троцкого[140] — книга издана «Институтом русской цивилизации» во главе с Олегом Платоновым), на антисемита вовсе не похож. Он со всеми жуткими подробностями описывает расстрелы узников черниговской тюрьмы, производимые по приказу и с участием русского Коржикова и его помощников (судя по фамилиям — украинцев[141]), и даже признаёт, что деятельность председателя Черниговской ЧК еврея Левина была «в смысле расстрелов» ещё «терпима»[142] — в сравнении со зверствами его преемников Рака и Гаргаева. И причины, толкавшие евреев в революцию, он видит не в их порочной натуре, а в их дискриминации царским режимом. Объясняя жестокость помощника коменданта ЧК Анселя Извощикова, он пишет: «Семья Анселя была бедная еврейская семья. Отец его был папиросником. Ансель не мог выйти в люди, потому что он был еврей. И вот теперь он мстил и за себя, и за семью, и за весь еврейский народ»[143].
Можно по-разному относиться к «теории мщения», но Краинский и не пытается распространить её на всю идеологию большевизма, а лишь встраивает мотив мщения в философию большевистского люмпенства, раскрываемую через психологию главного черниговского палача Коржикова: «Он мстил каждому, стоявшему прежде выше него, и призывал к полному уничтожению интеллигенции. "Вся власть простому народу". В этом лозунге состояла особенность философии Коржикова. Он требовал власти не пролетарию, а, именно простому, то есть неграмотному, необразованному, некультурному элементу»[144]. Кажется, лучше и не скажешь.
Тем не менее, на примере Дмитрия Васильевича Краинского можно видеть, как крепко вросло предваряющее всякую юдофобию «особенное» восприятие евреев в сознание даже интеллигентных людей Украины начала ХХ века. Рассказывая об «уплотнении» квартир, Краинский пишет: «Я помню ответ еврейки, которая производила у нас осмотр и регистрацию комнат…: "Мы живем 17 человек в одной комнате, и то не жалуемся"»[145]. Кто-то другой, возможно, написал бы: «я помню ответ советской чиновницы», а вот Краинский запомнил, что то был ответ еврейки.
Конечно, он не репрезентирует всю тогдашнюю украинскую интеллигенцию. Можно сравнить его черниговский дневник с полтавским дневником Владимира Галактионовича Короленко, день за днём фиксировавшего будни Красного террора на Полтавщине всё в том же 1919 году. Короленко тоже сообщал об антиеврейских настроениях в народе, связанных с ненавистью к большевикам (особенно к чекистам), но смысл его сообщений был иным: «Большевизм на Украине уже изжил себя. "Коммуния" встречает всюду ненависть. Мелькание еврейских физиономий среди большевистских деятелей (особенно в чрезвычайке) разжигает традиционные и очень живучие юдофобские инстинкты»[146].
Короленко неоднократно упоминает председателя Полтавской Губчека Барсукова, аттестуя его самым нелестным образом, но национальности его не указывает. И имени-отчества его не называет, возможно, из чувства брезгливой отстранённости — кто он такой, чтобы звать его по имени-отчеству? Это нам для статистики желательно бы знать, славянин он был или еврей, а Короленко беспокоило другое. Рассказывая о крестьянских восстаниях, он пишет: «В повстанческом движении заметна ненависть к коммунизму и... юдофобство. "Мы теперь под властью жидов". Они не видят, что масса еврейская разных классов сама стонет под давлением преследования, реквизиций и произвола»[147].
«Они не видят» — такова была на Украине этнопсихологическая ситуация, сформировавшаяся под влиянием не самых лучших народных традиций, тянувшихся ещё со времён первых гайдамаков, и усугублявшаяся намеренно распространявшимися мифами об особом обилии евреев среди тамошних «красных бандитов». О том, как сочинялись некоторые из тех мифов (в частности, миф о еврейках-палачах из Одесской ЧК), можно прочесть, к примеру, в книге Олега Капчинского[148]. А между тем именно Украина с её калейдоскопом политических переворотов, с многократными переходами из рук в руки городов и сёл с сопутствующими грабежами и убийствами, была в 1918-21 годах главным объектом внимания русской прессы и общественности. Из Украины черпали большую часть информации о происходящем в Совдепии и зарубежные авторы: она была ближе всего к Европе, через неё (и через примыкавший к ней Крым, последнее пристанище белых) шёл на Запад основной поток эмигрантов. Складывавшиеся на основе их впечатлений представления о «еврейском обличье» чекистских нелюдей в западных и юго-западных областях Совдепии распространялись затем и на всю Россию. Хотя объективная картина уровня присутствия евреев среди чекистов России (да и Украины) оснований для таких представлений совершенно не давала.

Словом, в первые послереволюционные годы Совдепии, что бы там ни «бросалось в глаза» повредившемуся на юдофобии математику Шафаревичу, с руководящими евреями-чекистами никакого перебора не было. Скорее, был некоторый «недобор», особенно если сравнить долю евреев среди руководящих чекистов первой эпохи (1918—1922 гг.) с долей евреев среди комиссаров РККА. Евреи-комиссары свою «процентную норму» (по доле евреев в городском населении всей страны — около 20%) в общем выбирали (если объединить когорту членов РВС основных фронтов с когортой членов РВС регулярных армий и убрать повторяющиеся фамилии, то евреев в объединённой когорте комиссаров получается 18%). А вот евреи-чекисты до неё сильно не дотягивали: и среди руководителей межрегиональных органов ВЧК, и среди руководителей региональных ЧК процент евреев, как мы видели, одинаков — 11% (среди точно идентифицированных лиц — 12-13%). Тут, как ни складывай когорты, 18% не получится.
Объяснить это различие тем, что комиссары набирались из заслуженных партийцев с революционным стажем, среди которых было много евреев, а в чекисты шла местная активистская шпана в основном из русских регионов — не получается. Это отчасти верно для председателей губернских чека, но совсем не верно в отношении полпредов и председателей республиканских ЧК: на эти должности присылались из центра или назначались из республиканских парткомов тоже важные большевики со стажем. А евреев и среди них — 11-13%. Одним из возможных объяснений тут могло быть существенно разное в те годы отношение евреев и славян к комиссарской и чекистской службе. Война — это война, и быть комиссаром на войне (пусть и гражданской) в принципе не зазорно. А вот полицейщина — это совсем другое. И российские евреи с их богатым опытом жизни в условиях бесправия лучше других знали, что такое полицейский произвол и полицейское насилие.
Разумеется, этот опыт не гарантировал от появления Берманов и Баков, но в среднем евреи должны были инстинктивно испытывать несколько большее отвращение к чекизму, чем русские (а также украинцы, прибалты и др.). Должно было пройти какое-то время, чтобы этот спасительный инстинкт стёрся из сознания бывших обитателей черты оседлости. Позже, в 20-е годы, как мы увидим, такое стирание произошло, и доля евреев среди руководящих чекистов приблизилась к «процентной норме» городского еврейства. А затем в силу некоторых причин, о которых речь в следующих главах, на какое-то время даже перехлестнула через эту «норму».
Но это — что касается руководящих чекистов. А как было с неруководящими? Если говорить об аппарате ВЧК, то в его толще евреи, конечно, присутствовали, но опять же не в таком объёме, чтобы приходить в священный ужас. Можно заглянуть в снабжённую таблицами работу Льва Кричевского «Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы» и из неё узнать, что в сентябре 1918 среди 781 сотрудника аппарата ВЧК в Москве доля евреев составляла 3,7% (доля поляков достигала 6,3%, доля латышей — 35,6%). А среди 220 «ответственных» работников аппарата (т.е. начальников и секретарей отделов, комиссаров, следователей, инструкторов) доля евреев выражалась цифрой в 8,6%[149].
Эта цифра, как мы уже поняли, не должна поражать воображение. Для службы в «органах» требовались кадры не только хоть сколько-нибудь образованные (уровень грамотности евреев в те годы был значительно выше общесоветского[150]), но и не вызывающие подозрений в их возможной нелояльности большевистской власти. Для евреев память о погромах и притеснениях при прежнем режиме была очень веским аргументом в пользу преданности Советам, провозгласившим эру интернационализма. И вожди нового режима, отдадим им должное, почти двадцать лет заботились о том, чтобы этот аргумент в глазах евреев не потускнел.
Про погромы всё ясно: тут большевистская пропаганда честно сочеталась с реальной практикой наказания погромщиков, будь то «белые», «зелёные» или даже свои «красные» (известен расстрел 153 погромщиков Первой конной из дивизии Апанасенко[151]). Что же до антиеврейских притеснений, то тут дело обстояло хитрее: все ограничения, «обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности», были отменены ещё Временным правительством[152]. Но последнее проявить себя толком не успело, и открывшиеся для евреев социальные лифты в их сознании оказались связаны с приходом большевиков. Последние и использовали это на полную катушку, тем более что кадровый выбор у них был небогат — обширные пласты образованного славянского и обрусевшего немецкого населения (дворянство, духовенство, купечество, зажиточное крестьянство, состоятельное мещанство) были в основном уничтожены или изгнаны из страны, а оставшиеся поражены в правах как враждебный элемент.
Хотя вообще-то для работы в ВЧК особенной образованности не требовалось. Её создатель и председатель был хроническим двоечником, не осилившим и гимназии[153],[154]. Из 9 его заместителей лишь Яковлева имела высшее образование[155], а Александрович[156], Закс[157] и Уншлихт[158] — среднее, в то время как Жиделёву[159], Петерсу[160], Ксенофонтову[161], Яковлеву-Мячину[162] и Панюшкину[163] хватило и начального. Только Иностранный отдел всё же нуждался в руководителях, владевших иностранными языками и имевших какое-то представление об истории, географии и международном праве. И такие руководители в ВЧК появились — армяне Давтян и Катанян, поляк Менжинский, еврей Могилевский. Но они и подобные им интеллектуалы в общей массе стражей пролетарской революции погоды не делали.
Оттого ничто и не помешало великорусским чекистам возобладать числом над чекистами всех иных национальностей. В большевистской системе кадрового отбора уровень образования котировался значительно ниже «правильного» социального происхождения.

 



[14] Рабинович Александр. Моисей Урицкий: Робеспьер революционного Петрограда? — «Отечественная история». 2003, №1. С. 6. http://samlib.ru/t/tjagur_m_i/rabinovich.shtml 
[15] Там же.
[16] Там же, с. 9.
[17] А.Г. Тепляков. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. — М., 2007. 
[19] Там же.
[21] Денежная реформа 1921‒1924 гг.: создание твёрдой валюты. Документы и материалы. — М.: РОССПЭН, 2008. С. 171. Электронная версия: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/13-denezhnaya-reforma-1921-1924-gg-sozdanie-tverdoy-valyuty-dokumenty-i-materialy#mode/inspect/page/172/zoom/4
[23] Олег Хлевнюк. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры . — М.: РОССПЭН, 2010 http://www.rulit.me/books/hozyain-stalin-i-utverzhdenie-stalinskoj-diktatury-read-392258-10.html#n_66
[24] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. — М.: Изд. АСТ: CORPUS, 2016. С. 180.
[25] Там же.
[27] И. Шафаревич. Русофобия — Эксмо, 2005, с. 40. 
[28] Лубянка: ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917—1991. Справочник. Под ред. акад. А.Н. Яковлева; авторы-сост.: А.И. Кокурин, Н.В. Петров. — М.: МФД, 2003. Стр. 302.  Электронная версия: http://old.memo.ru/uploads/files/724.pdf
[29] Капчинский Олег Иванович. Гвардейцы Ленина. Центральный аппарат ВЧК: структура и кадры. — М.: Крафт+, 2017.  С. 48. Электронная версия: https://drive.google.com/file/d/1oF31N9jx8hhEV5bN_cnhEfmUICACkOiI/view
[30] Вадим Абрамов. «Евреи в КГБ». https://royallib.com/read/abramov_vadim/evrei_v_kgb.html#62619 
[31] А.Л. Литвин. ВЧК в современной исторической литературе. / Архив ВЧК: Сборник документов /Ред. В.Виноградов, А. Литвин, В. Христофоров. — М.: Кучково поле, 2007. С. 56-57.  http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/45434#mode/inspect/page/60/zoom/4
[33] Там же, с. 17.
[34] Там же, с. 15.
[35] Скоркин К.В. Обречены проиграть (Власть и опозиция 1922-1934). — М.: ВивидАрт, 2011. С. 659-660
[36] Скоркин К.В. На страже завоеваний революции. История НКВД-ВЧК-ГПУ РСФСР. 1917–1923. — М.: ВивидАрт, 2011, с. 851
[43] Скоркин К.В. На страже завоеваний революции. Справочник: местные органы НКВД и ВЧК 1917-1923. — М., 2010.
[44] ВЧК. 1917— 1922. Энциклопедия / Авт.-сост. А.М. Плеханов, A.A. Плеханов. — М. : Вече, 2013.
[57] Кричевский Л. Евреи в аппарате ВЧК - ОГПУ в 20-е годы // Евреи и русская революция: Материалы и исследования / Ред.-сост. О.В. Будницкий. М.; Иерусалим, 1999. С. 320-350.
[67] «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. — М., 2007.   https://www.litmir.me/br/?b=222178
[99] М. А. Тумшис, В. А. Золотарёв. Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря. — «Русский фонд содействия образованию и науке». 2016. С. 25. https://www.litres.ru/static/trials/24/26/79/24267948.a4.pdf
[120] М.А. Тумшис, В. А. Золотарёв. Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря. — М. «Русский фонд содействию образованию и науке», 2016. С.468
[128] РГАСПИ Ф. 17. Оп. 66. Д. 65. Л. 27. Цит.  по: http://www.belousenko.com/books/publicism/vaksberg_from_hell.htm
[134] Аркадий Ваксберг. Указ. соч. http://www.belousenko.com/books/vaksberg/vaksberg_from_hell.htm  
[137] Краинский Д.В. Записки тюремного инспектора. / Отв. ред. О.А. Платонов — М.: Институт русской цивилизации, 2016. http://rusinst.ru/docs/books/D.V.Krainskii-Zapiski_turemnogo_inspektora.pdf
[138] Краинский Д.В. Указ. соч.,  с. 30-40.
[141] Краинский Д.В. Указ. соч., с. 137-140.
[142] Там же,  с. 30.
[143] Там же,  с. 32.
[144] Там же,  с. 37-38.
[145] Там же,  с. 43.
[146] http://az.lib.ru/k/korolenko_w_g/text_1921_dnevnik.shtml  Запись от 13 мая 1919 г.
[147] http://az.lib.ru/k/korolenko_w_g/text_1921_dnevnik.shtml  Запись от 31 марта 1919 г.
[148] О.И Капчинский. «Окаянные дни» Ивана Бунина. —  М.: Вече, 2014. http://iknigi.net/avtor-oleg-kapchinskiy/128532-okayannye-dni-ivana-bunina-oleg-kapchinskiy/read/page-11.html
[149] Кричевский Л.Ю. Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы // Евреи в русской революции. М., 1999, таб. 1 и 2. Электронная версия: http://yroslav1985.livejournal.com/84767.html
[150] В. Константинов. Еврейское население бывшего СССР в ХХ веке (социально- демографический анализ). — Иерусалим, изд. ЛИРА, 2007. С. 82-83.  http://docplayer.ru/33944341-Vyacheslav-konstantinov-evreyskoe-naselenie-byvshego-sssr-v-hh-veke.html 
[154] М.А. Тумшис. Щит и меч Советского Союза. Справочник: краткие биографии руководителей органов государственной безопасности. — М.: «Русский фонд содействия образованию и науке», 2016, с. 104.
[155] Архив ВЧК: Сборник документов /Ред. В.Виноградов и др. — М.: Кучково поле, 2007. С. 715-716. Электронная версия: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/45434#mode/inspect/page/735/zoom/4
[163] Скоркин К.В. Обречены проиграть (Власть и опозиция 1922-1934). — М.: ВивидАрт, 2011. С. 659-660.

Комментариев нет:

Отправить комментарий